В финальном репортаже с «Дакара» мы поделились коротким рассказом Марии о том, как все случилось. Выяснилось, что руку гонщица сломала, уткнувшись на высокой скорости в дюну, которая в неверном свете пустыни показалась ей довольно небольшой.
Но знаете, что интересно? Мария изначально не планировала выступать в этой гонке. Ее команда Maria Oparina Team должна была вести экипаж со штурманом Андреем Рудницким и пилотом Анваром Эргашевым. Однако информация о том, почему Анвар не смог участвовать в «Дакаре», похожа на мистику. На бахе «Хаиль», куда Эргашев отправился накануне «Дакара», чтобы потренироваться в песках, уже на первом СУ гонщик… сломал руку!
Мария Опарина в мистику особо не верит. В отличие от Анвара Эргашева, который был вынужден сойти из-за сложного перелома и не успел залечить руку до стартовавшего 1 января марафона, Маша смогла продолжить выступление. Уже по возвращении на бивуак врачи осмотрели ее руку и наложили гипс. Так, с гипсом на руке, она и преодолела несколько тысяч километров, продолжая весьма успешно рулить, а иногда даже и орудовать лопатой.
Экипаж Опариной и Рудницкого благополучно завершил «Дакар» на 31-м месте и вернулся домой, после чего нам удалось не спеша поговорить с Марией и узнать, считает ли она свой поступок маленьким подвигом и собирается ли и в следующем сезоне выйти на старт «Дакара».
— Как получилось, что за руль мотовездехода на «Дакаре» вместо Анвара села ты сама?
— Мы искали желающих среди других пилотов, но у них либо не было финансовых возможностей, либо были другие планы. В итоге сам Анвар предложил поехать мне, ведь для этого было все готово: команда, билеты, вся необходимая техника. Я взяла тайм-аут, чтобы подумать, и приняла решение ехать. 26 декабря мы улетели: это произошло за четыре дня до начала всех технических и административных проверок. К счастью, я не являюсь пилотом из списка приоритета FIA, которые имеют определенные привилегии, но и спрос с них больше. В этом году им пришлось покупать заново всю экипировку под новую омологацию, но остальным, в том числе и мне, разрешалось пользоваться прежней. Это помогло сократить дополнительные расходы.
— Ты была рада столь неожиданно представившейся возможности поехать на «Дакар»? Многие ведь мечтают об этом всю жизнь, а тебе это фактически было преподнесено на блюдечке с голубой каемочкой?
— Скажу так: я с некоторой осторожностью восприняла эту новость. С одной стороны, мне, конечно, хотелось. Но, с другой стороны, не так я себе это представляла. «Дакар» все же должен быть результатом хорошо обдуманной идеи, к которой ты идешь. Это не подарок на день рождения с большим красным бантом, нет. Это тяжелая гонка. И я переживала о том, как я справлюсь со своими эмоциями. Эта тревога меня держала до финиша первого дня, когда я вспомнила, что такое песок. И только после финиша я выдохнула, потому что поняла, что страх снят.
— Тебе удалось как-то подготовиться к гонке или все было с чистого листа?
— Специальной подготовки у меня не было. Да, на протяжении всего года я не даю себе расслабляться: это кардиоподготовка, посещение спортзала, плавание. Но по хорошему песку последний раз я ездила в ралли «Казахстан» в 2019-м. Была еще и Астрахань, но там не такие уж и пески.
— Как вы вкатились с Андреем Рудницким? До этого вы были знакомы?
— Мы друг друга неплохо знаем, но как пилот и штурман никогда не ездили. Это был наш дебют. Андрей — большой профессионал и к тому же очень деликатный человек, не давил на меня своим опытом и знаниями, подсказывал очень аккуратно, и поэтому у нас все с ним получилось. Да, он ругался на меня, когда я совершала ошибки, после чего приходилось откапываться, но так бывает.
— Что случилось в тот день, когда ты получила травму?
— Это был СУ-2 3 января. Я сразу хочу сказать, что никого не обвиняю, но были определенные причины, которые к этому привели. В рамках марафона «Дакар» проходило два соревнования — для мото (FIM) и для авто (FIA). Первыми стартовали мотоциклисты, затем уже автомобили — в районе 8-9 утра. А для тех, кто во второй половине пелотона, старт затягивался до полудня или даже позже. А ведь в пять вечера уже закат. И получается, что половину маршрута ты можешь ехать уже в темноте.
Я даже не знаю, что хуже, когда совсем темно или когда предзакатное солнце — ослепляюще ярко-красное, и ты не видишь ничего. И вот в таких условиях я со всего размаху влетела в небольшую даже не дюнку, а дюнетту, которая оказалась очень жесткой. Руль выбило из рук, я почувствовала резкую боль в левой руке. Мы остановились, но почти сразу поехали дальше, хотя болезненность сохранялась. На бивуаке я сходила к врачам, которые сделали мне рентген и УЗИ и сказали: «Поздравляем, у вас двойной перелом».
Мне повезло, потому что у меня почти не было болезненных ощущений. Я не могла крутить запястьем, но сжимать кулак вполне могла. Очень толковый врач-ортопед наложил мне гипс и разрешил управлять машиной, если не будет боли. И он же потом подрезал мне гипс, чтобы было удобнее держать руль.
— То есть у тебя даже не возникало сомнений в том, что ты будешь продолжать гонку?
— Ни на минуту. На самом деле у меня не было никаких объективных причин, если не считать сам факт двойного перелома. Но, конечно, в глазах большинства, в частности моей мамы, это все выглядит слабоумием и отвагой. Но так можно относиться ко всему автоспорту. Я понимаю, что другие считают, что это не было критической ситуацией, так что можно было и не ехать. Но, с другой стороны, почему бы и не поехать, если все так складывалось?
— И что, на самом деле получалось нормально рулить? Гипс не мешал реагировать на происходящее — ведь это все же гонка…
— Понятно, что скорость у меня несколько упала. Я пыталась компенсировать движения другой рукой, но проблема в том, что я левша, и сломала именно левую руку. Приходилось рулить не от запястья, а от локтя, но я не испытывала никакого глобального неудобства, даже ни разу не прибегла к обезболивающим. При этом мелкая моторика вызывала серьезный дискомфорт, и за мной ухаживал Андрей. Он застегивал мне ремни, помогал подключать и отключать переговорку и вообще отнесся ко мне очень по-отечески. Спасибо ему большое за это.
— Когда машина застревает в песках, то обычно ее откапывают вместе и штурман, и пилот. Т. е. после твоей травмы это все легло на Андрея?
— Нет. Как говорится, не умеешь работать головой — работай руками. У нас было две лопаты, и я тоже помогала, хотя и одной рукой. Мы делали это все вместе. Мы — команда.
— На одном из последних этапов у вас была проблема с трансмиссией, когда вы встали на маршруте незадолго до финиша. Тогда все болельщики считали те часы, которые вы провели в пустыне, пытаясь вновь вернуться в гонку. Что случилось и как вы с этим справились?
— Как оказалось, проблема была не с трансмиссией, а с вариатором. Перед этим у нас намотало ремень вариатора на разные детали самого вариатора, и, видимо, мы не все как следует вычистили. Километров через 100 это привело к более серьезной поломке. Но эту проблему благодаря Андрею мы решили. Ну а я подносила «боеприпасы» и снимала для соцсетей дебильные сторис (смеется).
— Как ты сама оцениваешь свое участие в «Дакаре»? То есть сейчас, оглядываясь назад, ты получила от этого удовольствие?
— Я получила от этого… Скажем так, я получила огромный опыт. Я ставила перед собой задачу финишировать — никаких амбиций взойти на пьедестал, ничего такого. Мы финишировали. И я, помимо опыта, получила еще большое наслаждение от вождения по дюнам. Я люблю это делать и, как оказалось, я еще не забыла как.
— Ну и закономерный вопрос: еще поедешь?
— В качестве пилота в ближайший год точно нет. В другом качестве, например, руководителя команды — да, было бы интересно. В этот раз мне показалось, что трасса могла бы быть и разнообразнее. Наверное, дело в том, что я ехала больше для себя, нежели на серьезный результат — и ожидала «смены блюд». А здесь все было очень одинаково: песок, камни, камни, песок. Наверное, еще не прошло достаточно времени, чтобы опять вспоминать пески после снега и столь прекрасных серых питерских видов. Но кто знает? Женщины — народ переменчивый.