Зарплата в 40 долларов, работа в ОПГ, коньяк от Киркорова и вся правда о «Перехвате». Воспоминания сотрудника ДПС из 90-х

Дром: В советское время дети мечтали работать в милиции, а вот в 90-е годы настроения переменились. Во многом это случилось из-за того, что слово «милиционер» в то «лихое» десятилетие стало синонимом слова «бандит», поэтому расскажи, как тебя занесло в «органы»?

Эдуард Шиворшинов: На дворе — осень 92-го. Инфляция пробивает все возможные потолки, а я только пришел из армии, проживаю в Орехово-Борисово (небогатый спальный район Москвы — прим. ред.). Кругом либо хулиганы, то есть бандиты, либо коммерсанты. Коммерсант из меня тот еще, а в бандиты как-то не тянуло, хотя брали с радостью. В милиции оказался случайно: у маминой подруги в охране тогдашнего мэра Москвы Лужкова работал дядька. Он рассказал, что в недавно организованную муниципальную милицию как раз набирают таких, как я: после армии, спортивных, ростом от 175 см…

Эдуард Шиворшинов

Дром: Погоди, если от 175 см, тогда и я бы прошел — у меня 176 см.

Э. Ш.: Нет, в данном случае это условность, потому что я при своем росте в 190 см стоял четвертым с конца, а нас в подразделении было 60 человек, так что тебя бы точно не взяли, и не только по росту: у нас ребята были в основном из дивизии Дзержинского, а это — краповые береты, к тому же большинство — офицеры. Вообще это был сплоченный, устоявшийся коллектив из кадровых военных, почти всем за 30 лет было, а иные — моему отцу ровесники. Для меня эти ребята все были как старшие братья, строго следовал их советам и указаниям.

Дром: Получается, что тогдашняя муниципальная милиция Москвы была покруче спецназа?

Э. Ш.: Да, при этом полномочия были широкими — работали в том числе и по экономическим преступлениям, не говоря уже о том, что инспектор муниципальной милиции мог составить протокол практически по всем статьям Кодекса об административных правонарушений, в том числе и за нарушение правил дорожного движения. Правда, дорожные происшествия мы не оформляли.

Дром: Куда тебя определили?

Э. Ш.: Я начал милиционером-водителем, сначала в обычном патрульном экипаже, затем был переведен в экипаж скрытого патрулирования. Но вообще мы не только высматривали нарушителей на дорогах, нас часто привлекали и к оперативной работе, к примеру, много работали на продуктовых и вещевых рынках, расположенных в Таганском районе Москвы (один из центральных районов к юго-востоку от Кремля — прим. ред.): пасли хулиганов, которые грабили водителей. Приезжает человек закупаться, у него, естественно, куча налички — электронных денег тогда и не знали. Понятно, что к нему подкатывает группа лиц, так скажем, не совсем славянской внешности, а мы — спасаем… В общем, работали в составе ОПГ.

Дром: В смысле — это фигура речи?

Э. Ш.: Нет. ОПГ по-нашему — это оперативно-розыскная группа, а не то, что ты подумал. В какой-то момент, кстати, мы вообще по всему Центральному округу стали кататься. Помню, однажды опера из 36-го отделения подкинули информацию, что участились грабежи на ярмарке у Нижегородской. Мы две ночи дежурили — все впустую. А потом стало ясно, что нужно просто посидеть подольше. Дело в том, что в 8 утра была пересменка, к этому времени все ломились в подразделения смениться. У нас родилась мысль задержаться на нашем наблюдательному пункте чуть подольше, при этом мы отпустили всех сотрудников, приданных нам в усиление, — они были одеты в форму. Остались только два наших экипажа скрытого патрулирования. И вот только пацаны в форме и разрисованных машинах покинули место засады, к одному из коммерсантов подкатила группа людей, отобрали сумку с деньгами и поехали, а мы — за ними. Догнали быстро и троих повязали сразу, двое убежали, но не далеко — достали их в Доме туриста на Ленинском. Кстати, попутно мы совершенно случайно раскрыли угон Мерседеса от посольства Болгарии. Мы когда на этаже работали с задержанными, я смотрю — к коридорной тетке подходит лицо неславянской национальности, а потом — шасть назад в номер. Я — к ней. Оказалось, что кавказец решил съехать из гостиницы, хотя заехал только утром — это подозрительно. В общем, мы его на выходе из номера принимаем, а у него в сумке — сломанный замок зажигания от Мерседеса и вместе с ним — новый замок зажигания, точно такой же. Оказалось, Мерседес только два дня как угнан, в общем, сдали его, как сейчас помню, в 83-е отделение…

Эдуард Шиворшинов в муниципальной милиции (во втором ряду третий справа)

Дром: Я ставлю себя на место бандитов, которых ты догонял, почему они вообще убегали, ведь на ваших машинах не было опознавательных знаков?

Э. Ш.: Да, но вот такова психология преступника. Если нашкодил и видишь, что за тобой едут — пытаешься оторваться. Мы просто когда настигали, ставили проблесковый маячок на крышу на присоске, задействовали стационарную звуковую и световую сигнализацию, а в процессе задержания мне главное было успеть представиться — слышал меня задерживаемый или нет, это уже его дело…

Дром: На каких машинах ездили, сколько человек в экипаже?

Э. Ш.: Экипаж — трое, машины простые — у меня была «девятка» красного цвета, самая обычная, никоим образом не доработанная.

Дром: Ну смотри, вас в «девятке» — трое, причем все — твоих габаритов и веса. Нагрузка на машину — приличная, а преступник — на мощной иномарке. Как быть?

Э. Ш.: Слушай, ну это дело техники, ты же знаешь, самое главное — разогнать автомобиль, а потом уже навык вождения. Мы же всех догоняли, никто не ушел. Более того, моей первой машиной вообще был «уазик» — и ничего, я как-то на нем Рэнглер догнал, правда, маячок в последний момент включил, когда уже прессовать его начал. Но вождение — это не единственный козырь. Главное — это доскональное знание территории: наизусть, с закрытыми глазами, все дороги, включая дворовые и лесопарковые, плюс знание алгоритма работы всех светофоров, по крайней мере ключевых. В общем, работа головой. Кроме того, я тебе скажу, что квалификация водителей, в том числе и тех, кто пошел неверным путем, как правило, очень низкая, и уехать от меня на мощной машине средний водитель может только по магистрали, причем по совершенно пустой.

Эдуард Шиворшинов в муниципальной милиции (в центре)

Дром: Хорошо. Вот ты догнал нарушителя, каковы были твои дальнейшие действия, что ты делал, как останавливал? Разворачивал его машину о бампер на 180 градусов или жестко прижимал борт о борт?

Э. Ш.: Да ты что… Если кто-то из наших разбивал свой автомобиль, его вообще снимали с машины, шел или «пешеходом», или «усиливал» группу разбора с бумажками заниматься, или двор мести, вот и все. Так что свои машины мы не портили ни в коем случае, берегли. Мы догоняли хулиганов и после неоднократных предупреждений стреляли в колесо… Вот представь, ты расхерачил служебный автомобиль, а нарушитель — всего лишь пьяный, и чего? За него орден не дадут, овчинка выделки не стоит, проще применить табельное оружие в рамках закона, точнее, использовать: применение оружия и использование — это разные ситуации, но для обывателя сойдет и общее слово «применил»… Что касается машины, я тебе так скажу. Когда инспектор ДПС выезжает на перекресток с маяками и сиреной, он по инструкции обязан убедиться, что его пропускают. Того, кто въедет в этого инспектора, признают виноватым, но мучиться с восстановлением машины будет милиционер, по крайней мере, так было в мое время. Будешь ездить в хозяйственное управление МВД, будешь доказывать, что ты не индюк, а тебе будут отвечать, что крылья на твой Форд Краун Викторию придут в следующем квартале, и тот же начальник ХОЗУ тебе скажет, что для таких долбо…ов мы крылья и бамперы про запас не держим. У меня, к счастью, такого не было, потому что я аккуратно зажимал, а ребята простреливали колесо. Или если я был не за рулем, я стрелял, а потом делал рапорт и отчитывался по каждому использованному патрону.

Дром: А как же предупредительный выстрел в воздух?

Э. Ш.: Сразу видно, что ты — гражданский. Не в воздух, а вверх! Воздух — он вокруг нас, у человека в легких — тоже воздух. В инструкции записано — вверх! Табельное оружие я мог применять в нескольких случаях: сначала для предупреждения или для привлечения внимания товарищей, для повреждения транспортного средства и для уничтожения собак.

Дром: Как ты в итоге в ДПС оказался?

Э. Ш.: Все ребята, с которыми я начинал в муниципалке, с которыми мы понимали другу друга с полуслова, потихоньку начали уходить — кто на повышение, кто на другие должности в отделе, стали появляться новые люди. Образовался какой-то вакуум, я понял, что мне тоже нужно что-то поменять. И тут я узнал, что недалеко от моего дома создается отдельный батальон ДПС — «летучие голландцы», которых потом на Ford Crown Victoria посадили, и что туда идет набор сержантского состава. Я туда и перевелся очень удачно, поскольку тогда была проблема с переводами. Мне командир тогда сказал: «Ты для нашего подразделения сделал много — имеешь право попробовать в другой ипостаси». Приехал на новое место — сразу разговор с начальником штаба. Он заметил, что у меня под курткой подплечная кобура с пистолетом, и говорит: «Нам такие люди нужны». Оказалось, что основная задача подразделения — розыск угнанного транспорта и хулиганов, которые этим занимаются, но и не только: провоз наркотиков, оружия — ко всему этому нас активно привлекали, то есть работали мы в первую очередь по уголовно наказуемым деяниям. Здесь уже мы ездили по всей Москве, пытались обнаружить угнанные машины по установленному в них радиомаячку — тогда была популярная система LoJack. В наших патрульных машинах стояли радары, которые улавливали сигнал от этого маячка.

На таких Ford Crown Victoria работали «перехватчики» с комплексом LoJack

Дром: С чего начинался твой рабочий день?

Э. Ш.: Приезжал на работу, переодевался из гражданской одежды в форму, вооружался. В полвосьмого утра начинался развод: командир роты и ответственный офицер по подразделению давали вводные на день, зачитывали сводку, выдавали ориентировки по поиску машин и разыскиваемым лицам. В особых случаях мог прийти командир батальона. Помню, тогда водители, которых мы останавливали, возмущались и спрашивали о причине остановки. А у меня ориентировка на машину, скрывшуюся с места преступления: марка «ВАЗ», модель — не установлена, госномер — неполный, ну что я ему все это буду объяснять, что ли…

Дром: А разве в те годы можно было останавливать машину, если водитель не нарушал?

Э. Ш.: Тогда вообще правила были жестче, скажем, нельзя было останавливать машину в темное время суток вне стационарных постов, только если за нарушение. Но, как говорится, был бы человек, а статья найдется… В 90-е годы у нас культура вождения была ниже плинтуса даже в Москве. Тогда редко пристегивались, на разметку вообще внимания не обращали, да и просто плохо знали правила.

Дром: Но преступники тоже не идиоты. Если он только что угнал машину, значит, должен ехать аккуратно, без нарушений, чтобы не остановили…

Э. Ш.: Это не соответствует действительности. Если речь идет о недавнем нарушении, преступник, как правило, взвинчен, невнимателен, в чем-то будет просчет. Габариты включил, а ближний свет — забыл. А тут как раз смеркаться начало — кто докажет, что не смеркается? А если вдруг одна фара неисправна — так святое дело остановить. По моему опыту: если одна лампочка не горела, значит, с вероятностью 80% у водителя или удостоверения не было, или талон техосмотра отсутствовал, либо без доверенности, которые тогда были обязательными.

Дром: Итак, утром ты получал разнарядку…

Э. Ш.: Потом — оружие, потом проверял автомобиль: осмотр, наличие технических жидкостей и так далее. Случалось, что развода не было — скажем, ночью произошел массовый угон. Вот мы подрываемся и едем… Что касается привязок к стационарным постам, их не было, исключая случай со взрывами домов на Каширке в 1999 году — нами тогда усиливали окружные подразделения, мы стояли на пикетах при въезде в Москву. А так — каждый бороздил свой закрепленный сектор. В зависимости от квалификации экипажа мы могли получить и два сектора — это определял командир роты. Кстати, я как начинал в «муниципалке» с Таганки, так за мной Центральный округ и остался — знал его наизусть, со всеми проездными дворами, схемами работы основных светофоров, особенностями движения на ключевых участках.

Дром: Это ж не всякий запомнит — у всех милиционеров такая память?

Э. Ш.: В нашем батальоне большинство обладали прекрасной памятью, но что касается окружных подразделений, там с этим было слабее, по крайней мере, по моим впечатлениям. Я тебе честно скажу, в те годы стать гаишником мог практически любой милиционер. С площади Курского вокзала, конечно, не брали, но в среднем квалификация была невысока. Кстати, память — это еще не все. Например, я еще со времен «муниципалки» с легкостью определял национальность. Вот поставь передо мной 20 кавказцев, я 15 из них угадывал, знал основные народности Дагестана, а уж ингуша от чеченца или армянина от азербайджанца — в секунду.

Дром: В те годы милиция была богатой организацией — хватало на всех бензина? Это ведь сколько горючего нужно ежедневно, если экипажи постоянно в движении находятся?

Э. Ш.: Нам выдавали талоны на бензин, и мы их «отоваривали» на определенных заправках. На месяц была определена норма, поэтому талоны, конечно, были в дефиците. Но нам еще хватало более-менее, а вот как областные выкручивались, даже не представляю. Я с ребятами из Московской области часто контактировал, там вообще песня была: давали 20 литров на день, а у тебя по району из конца в конец 50 км, а в качестве патрульной машины — «буханка»! Куда уехать можно с такой нормой? Если только по двору в дежурной части покататься. Поэтому в области часто вообще никто никуда не ездил — посылали участкового пешком через лес, если сигнал поступил…

Дром: Я смотрю, ваш отдельный батальон жил хорошо…

Э. Ш.: Более того, именно в силу специфики работы нам не ставили плана. У обычных гаишников, кто отслеживал нарушения по ПДД, на смену был план «7+2», то есть ты должен был привезти семь протоколов на водителей и два — на пешеходов. Кстати, это был план для пешеходного инспектора, тогда же не все ездили на машинах, кого-то привозили на службу.

Дром: Теперь к деликатной теме…

Э. Ш.: Про взятки, что ли?

Дром: Да.

Э. Ш.: Мне мой наставник сказал сразу: «Ты для себя определи, зачем ты сюда пришел. Если ты государев человек, сначала думай о работе, а уже затем, если предоставится возможность, работай на свой карман. Если ставишь карман впереди всего остального, служба долго не продлится». Это полностью совпадало с моими внутренними установками и воспитанием. Я видел много случаев, когда сотрудник ставил свой карман превыше остального — и у него действительно «не клеилось»! Стало быть, командир подразделения рано или поздно обращал внимание, что служба плохо идет. Кстати, ты помнишь, какой был штраф во второй половине 90-х за пересечение двух сплошных? Всего 200 рублей — много ты на этом наживешь?

Дром: Так и 200 рублей на дороге не валяются…

Э. Ш.: Вот смотри: я вставал между двух сберкасс на Симоновском валу, и всех, кто спешил утром на работу по встречной полосе, — естественно, с пересечением, останавливал. Далее составлял протокол и честно предлагал пройти в ближайшую сберкассу оплатить штраф, и уточнял, что после этого можно будет приехать в Косино — как правило, на другой конец города относительно того, где жил нарушитель — с квитанцией. Я не знаю почему, но ни один в сберкассу не зашел, все отдавали мне эти 200 рублей. Я не могу этого объяснить: то ли не было настроения у людей в очередях стоять в сберкассе, не знаю…

В 90-е помимо «прав» каждый водитель обязан был иметь при себе еще и «времянку» (временное разрешение), куда заносились штрафные баллы за нарушения. Далеко не все могли похвастать чистым бланком…

Дром: А ведь одно время гаишники могли сами и штрафы принимать?

Э. Ш.: Да, было такое нововведение, нам выдавали квитки — нечто вроде приходно-кассового ордера. В нашем подразделении это почему-то быстро отменили, а вот в окружных такая схема действовала долго — несколько лет.

Дром: Как ты разговаривал с нарушителем, как настраивал его на свою волну, ведь человек, как правило, начинает нервничать, когда его останавливают?..

Э. Ш.: Я всегда вежливо и спокойно приветствовал водителя, затем представлялся: «Добрый день. Лейтенант милиции Шиворшинов Эдуард Алексеевич, подразделение такое-то. Рад вас приветствовать на улицах Москвы. Только что вы нарушили пункт правил дорожного движения такой-то. Вас ждут санкции такие-то, получить свое водительское удостоверение сможете по такому-то адресу». Повторюсь, почему-то практически все поголовно сразу изъявляли намерение решить вопрос на месте, я лишь информировал их строго по правилам. Другое дело, что у меня никогда не было цели содрать денег. Кстати, очень часто я не составлял протокола, а просто разъяснял, рассказывал истории из жизни, и когда видел, что приступ агрессивной езды у человека спадал, спокойно отпускал его. Надеюсь, я был не единственным таким инспектором. А потом, я же этой вежливостью успокаивал в первую очередь себя. Нас иногда так на разводе накручивали, всех собак спускали, и мы заступали на службу откровенно злые, а еще если с женой утром что-то произошло или, наоборот, не произошло, то настроения вообще никакого, а с водителем нужно разговаривать вежливо, ведь это по большей части мелкие нарушители и не злостные. Кроме того, был такой приказ по МВД за номером 170 «О культурном и вежливом обращении с гражданами» — я его строго исполнял.

Дром: Твоя служба пришлась на один из самых тяжелых экономических кризисов: в начале 1998 года доллар стоил шесть рублей, а в конце августа того же года — уже 30.

Э. Ш.: Я в отпуске был как раз…

Дром: Как изменилась твоя жизнь? Ты почувствовал, что тебе не хватает зарплаты, если, конечно, раньше ее хватало?

Э. Ш.: Ну вот считай. После обрушения рубля в пересчете на доллары наша зарплата составляла 40 у.е. Тяжело было — не хочу вспоминать, хотя вспоминается сейчас со смехом. Как в анекдоте, когда пришел новичок в милицию, через три месяца его вызывают в бухгалтерию и спрашивают: «Ты чего за зарплатой не приходишь?». А он отвечает — «Так я и не знал, что зарплата есть, думал, выдали пистолет — и крутись как можешь…».

Дром: С ребятами-то обсуждали, как быть?

Э. Ш.: Мы просто считали: какая государству милиция нужна, на столько они и платят… Зато легко потом рассказывать о погрязшей во взятках милиции — это очень удобно, чтобы отвлекать внимание людей от других коррупционеров — тех, что миллиардами воруют…

Дром: Ну хорошо, вот у тебя — жена, квартплата, ребенок и зарплата в 40 долларов — что делать?

Э. Ш.: Моя жена тогда больше меня получала…

Дром: Ага, прямо как у министров нынешнего состава правительства России, да и прошлого тоже…

Э. Ш.: Нет, правда, больше, она мне даже иномарки покупала, подержанные, правда… По квартплате у нас льгота была — половина оплаты, вот и все.

Дром: А остальные как выкручивались?

Э. Ш.: А у нас же большинство альтруисты были вроде меня — только за совесть, а с женами нам всем везло, как правило…

Эдуард Шиворшинов в муниципальной милиции (справа)

Дром: А как со справедливостью? Тебе государство платит 40 долларов, а чиновники жируют, и это видно всем.

Э. Ш.: Все проще, мы же не из этих побуждений деньги брали, а просто потому, что они были нужны… Понятно, что у всех было по-разному, у всех свое понимание о честной службе, у каждого инспектора — свои скелеты в шкафу… А потом, вот водитель, он нарушил. Какая ему разница, пойдут ли эти деньги государству или сразу напрямую мне? Я тебе честно скажу: когда зарплата — 40 долларов, о высоких материях думать некогда, думаешь о семье в основном… Ну что поделать, такая жизнь была, так было. Мы в нашем экипаже не нагревали карман на тех, кто не нарушал, никого не разводили, никому фальшивых документов не подсовывали… Кстати, люди нарушали в силу разных причин. Сколько раз было, когда муж с квадратными глазами летит на всех парах — везет жену в роддом и воды отошли уже, при этом видно, что водить не умеет совершенно. Такой водитель не понимает, что в своем экспрессивном состоянии он может по неумению несколько человек угробить. Ну не буду же я ему протокол выписывать и деньги брать! Мы таких сопровождали до роддома. Впереди — напарник на нашей служебной машине, я — за рулем машины, где муж с беременной женой…

Дром: Кстати, а ты не боялся, что нарушитель, которого ты остановил и который предлагает «на лапу», — это проверяющий? Реально ли было вычислить его?

Э. Ш.: Со мной не было таких случаев, но я слышал, что у нас много пацанов погорело, правда, я не располагаю полной информацией по ним — не знаю, кому и конкретно за что предъявы были. С другой стороны, вычислить проверяющего, на мой взгляд, было легко: ты же всегда видел характер нарушения, траекторию и т. д. Проверяющий же чем отличается от обычного нарушителя? Он хочет, чтобы его остановили, рядовой нарушитель — не хочет.

Дром: А бывало, что остановленный водитель угрожал тебе?

Э. Ш.: А как же! Сколько таких было — начинали сразу кидаться визитками известных чиновников и людей. В то время это модно было. Мне однажды предъявили визитку моего командира батальона — типа «я его знаю, поэтому отпускай меня». Я позвонил в дежурную часть, попросил связаться с комбатом и передал имя нарушителя, комбат ответил — оформляй. А на следующий день на разводе при всех командир уточнил, что он свои визитки не раздает и индульгенциями не торгует. Но что удивительно! В подавляющем большинстве случаев «кидаться ксивами» начинали какие-то «шестерки» за копеечные нарушения, а то и вовсе при проверке документов, а совсем не по поводу изъятия прав за какие-то тяжелые нарушения.

Дром: А обратные ситуации были, когда твоих друзей останавливали?

Э. Ш.: Были. Изредка я ходатайствовал перед инспекторами, чтобы пошли навстречу…

Дром: А «номера-непроверяйки» вроде правительственных сочетаний букв «АМР»?

Э. Ш.: Что значит «непроверяйки»? Вот я вижу — едет номер «Анна и две Ольги» — это же гараж особого назначения, гараж президента, ну и зачем я буду эту машину останавливать? Там сидит водитель из этого гаража и везет важного человека. Даже если водитель нарушил, пассажир начнет махать ксивой — зачем это нужно? Кстати, раньше у таких машин не было цифр региона — только флаг нарисованный, я по закону вообще не имел права такой автомобиль остановить, зато мог заочно написать рапорт, если считал, что было нарушение. А потом уже собиралась административная группа, которая могла и протокол составить на основании моего рапорта. Кроме того, не только в номере дело. Если речь идет о машинах спецслужб, инспектор по приметам, которые я тебе не буду открывать, и так знает, что машину останавливать нельзя. Люди работают — зачем мешать.

Дром: За что начальник подразделения мог тебя поощрить?

Э. Ш.: Поощрения — за эффективную работу: за задержание угонщика, преступника с оружием или наркотой, за это были благодарности и премии. Кстати, в Москве всегда было просто отыскивать пьяных водителей — в спальных районах. Ты вспомни, что тогда алкоголем круглосуточно торговали, поэтому часто попадались те, кому «не хватило» — ехали за добавкой, кроме того, пьяный водитель почему-то всегда едет до дома закоулками, где его и поджидают, а не по большим городским магистралям вроде Варшавки или Каширки. Почему так — для меня загадка. Конечно, бывало, мы вставали на большой дороге и начинали просеивать поток, но это редко — в основном ловили именно по закоулкам.

Дром: Как строился твой график в ДПС, было ли у вас в подразделении неравенство, скажем, кто-то работал только днем, а «молодых» ставили в ночь?

Э. Ш.: Сначала отмечу, что в районных отделениях инспекторы работали в три суточные смены по восемь часов — дневная, вечерняя и ночная, а мы работали по 12 часов — с 8 утра и до 8 вечера была дневная смена, а следующие 12 часов — ночная. График был такой: работаю дневную смену — прихожу домой. Затем ночь сплю, день гуляю и к 8 вечера снова на работу. Потом — «отсыпные» день и ночь. Затем — выходной и после этого — все по новой. Очень удобный график, потому что за переработки мы получали отгул, и можно было подгадать так, что почти четыре дня ты выходной, можно уехать в деревню и нормально отдохнуть. Правда, это не всегда хорошо кончалось. Много ребят из других областей или даже городов, скажем, из Курска (а это от Москвы полтысячи километров), старались на такие длинные выходные съездить домой. Часто засыпали за рулем — так несколько человек погибло.

Дром: Как отличались по характеру работы дневные и ночные смены?

Э. Ш.: В дневную смену стоять без движения, как правило, смысла нет, потому что потоки интенсивные, и ты можешь сконцентрироваться только на той стороне дороги, на обочине которой стоишь. Поэтому днем мы большей частью патрулировали. В конце концов это лучше с позиций профилактики преступлений — когда граждане видят, что полицейские машины в движении, меньше плохих мыслей в голову закрадывается.

Дром: Хочу спросить про интуицию: важна она в работе сотрудника ДПС? Машины-то в потоке одинаковы, как обнаружить нарушителя или даже преступника, если, к примеру, нет ориентировки?

Э. Ш.: Это для тебя все машины одинаковы, а для меня — все разные, и прежде всего по поведению. Если человек едет по своим делам — на работу, домой или в магазин, его отличает спокойная размеренная езда, а если рыльце в пушку, значит, есть нервозность, неоправданные маневры, неадекватное поведение, да и просто неуверенность очень хорошо видна — я же за всеми машинами наблюдал сзади. Вот ты едешь по дороге и высматриваешь гаишников по обочине. Тебе в голову не придет, что я за тобой наблюдаю с хвоста. В девяти случаях из десяти, когда мы останавливали неуверенных и нервозных, оказывалось, что это нарушители. Чаще всего это или отсутствие водительского удостоверения, или опьянение.

Дром: И все-таки можно ли говорить, что за годы службы у инспектора вырабатывается интуиция?

Э. Ш.: Нет, это просто навык анализа дорожного потока и поведения конкретных машин. Я когда только пришел, поражался — как узнают нарушителей? Помню, как на одном из постов на МКАДе один майор перед «телевизором» сидел. На «телик» выводилось изображение с камер визуального наблюдения. Я еще сначала шутил: «Это какой там новый сериал показывают?». А он за несколько минут мог выявить пьяного за рулем. Поначалу не верилось, что так можно, а потом и сам стал так отлавливать.

Дром: Итак, ты много лет на дороге работал — кого встречал из артистов и известных людей? Как они себя вели? Если попадались пьяные — ты предлагал сопроводить до дома, как сопровождал мужа с женой в роддом?

Э. Ш.: Ни одна телезвезда мне в пьяном виде не попадалась…

Дром: Видимо, Михаил Ефремов тогда еще не получил права…

Э. Ш.: Я тебе так скажу — были, конечно, нехорошие «редиски», и у них не только по части алкоголя находилось кое-что. Но никого из тех артистов-звезд уже нет в живых, поэтому я просто не буду о них вспоминать.

Дром: Но вот тот же Михаил Ефремов часто попадался пьяным, с него драли три шкуры — чуть ли не по полмиллиона рублей, и отпускали. По крайней мере, такие сведения распространились.

Э. Ш.: Я думаю, что журналисты это раздули. Скорее всего, его не отпускали, а сопровождали до дома — за деньги, конечно. Другое дело, я же не знаю, какие за ним люди стояли? Начнешь такого оформлять, и тут же звонки пойдут с «дружескими пожеланиями» отпустить. А инспекторы — люди разные, кто-то более стойкий — решит оформить по полной программе, а кто-то и отпустит, просто побоится связываться с власть предержащими.

Дром: Если бы он попался тебе сейчас, какими были бы твои действия? Отпустил? Сопроводил? Оформил? Одно дело при зарплате в 40 долларов взять штраф в 50 рублей за негорящую лампочку, а тут — полмиллиона сразу. Соблазнительно?

Э. Ш.: С высоты моего нынешнего опыта скажу честно: скорее всего, я бы его оформил, но в любом случае точно не отпустил: пьяный за рулем — это преступник. Другое дело, что я не могу надеть чужую куртку. Если представить, что я бы его поймал в 90-е годы, оформил бы точно по всей строгости. Ну кто в 90-е годы был Михаил Ефремов? Просто сын Олега Ефремова. Оформил бы — и дело с концом.

Дром: И все же попрошу тебя надеть чужую куртку — вспомним случай как раз с власть предержащими: сын министра обороны Иванова сбил насмерть женщину. Его потом признали невиновным.

Э. Ш.: Секунду. Здесь дело дошло до суда. Что касается хода дела, я уверен, что все вопросы по изменению данных, показаний и т. д. решались не с низовыми сотрудниками, от них в таких делах ничего не зависит. Я бы оформил на месте по полной программе.

Дром: Теперь расскажи, как ты перестал быть инспектором ДПС.

Э. Ш.: Имел неосторожность остановить машину, находящуюся в розыске, а за рулем — сын одного из тогдашних вице-премьеров. Меня должна была бы насторожить его фамилия, но в вице-премьерах я не разбирался…

Дром: Давай по по порядку.

Э. Ш.: Нас послали на Пушкинскую площадь работать по такой схеме: на нас «наводили» машину, мы ее останавливали, спецслужбы — отрабатывали. Когда «наводок» не было, мы изучали машины, припаркованные рядом — тогда в том месте в три ряда все парковались на ночь, а дело как раз в ночную смену было. Смотрим, подозрительная машина — пробили, оказалось — в розыске. В ней никого не было, мы взяли ее на заметку и стали ждать, пока придет водитель. Подходит пацан, чуть моложе меня, просим документы. Разъясняем ему ситуацию, что машина — в розыске. Он нам предложил чуть-чуть денег с тем, чтобы мы сопроводили его домой, а позже сам доставил бы автомобиль в отделение милиции, которое и заявило его в розыск. Вроде бы договорились, но этот парень зачем-то взял и позвонил пресс-секретарю своего отца. И понеслось. В итоге мы поняли, что денег с него точно брать не нужно, но до дома сопроводили. Возвращаюсь домой с той смены, заснуть так и не пришлось — звонок со службы. Говорят: «Надевай парадную форму». Напарнику — такой же звонок. Мы приехали в батальон, комбат сажает нас в свою машину — едем в центр, на Мясницкую. И нам там два дня выносили мозг в КПО — контрольно-профилактическом отделе. Потом вызывали к тамошнему генералу, который сказал: «Уволить на х…й».

Дром: А что в вину поставили?

Э. Ш.: Подозрение в вымогательстве, превышение служебных полномочий. Причем это не подтверждал даже сын этого вице-премьера. Это все этот пресс-секретарь бучу поднял, не разобравшись. По-хорошему, нужно было его оформлять и сдавать машину в отделение полиции там же, на Пушкинской. Наказали нас так: командир батальона получил неполное служебное соответствие, замкомандира роты — тоже неполное служебное соответствие, старший прапорщик, который был со мной в экипаже, — строгий выговор, а я… просто выговор!

Дром: Подожди, как так получилось?

Э. Ш.: Мне помог одноклассник. Случайно выяснилось, что его мама, которая меня хорошо помнила, — добрая знакомая того генерала из КПО. Но, к сожалению, это вышло мне боком, потому что отцы-командиры, получившие, в отличие от меня, суровые наказания, посчитали эту историю большой несправедливостью, в итоге мне на работе такие условия создали, что через год я сам ушел. Правда, признаюсь, я и сам за тот год несколько раз накосячил по неопытности, последней каплей стала моя фотография. Сфотографировался не с тем человеком. Якобы на одной из групповых фотографий со мной был один гражданский, якобы угонщик…

Эдуард Шиворшинов

Дром: Так ты сам ушел?

Э. Ш.: Да. По собственному желанию. Меня вызвали к начальству и просто поставили перед фактом — пиши заявление: ты светишься и позоришь нас. Я написал.

Дром: Давай вернемся к звездам эстрады, что все-таки запомнилось?

Э. Ш.: Да я в них и тогда не разбирался, а сейчас — тем более. Помню, я тогда в «муниципалку» заступил, останавливаем черную «Волгу», выбегают двое оттуда и давай выплясывать: опаздываем на концерт, везем Тамару Гвердцители. А я — из армии недавно, мне 20 лет с небольшим, я в душе не чую, кто она такая. Говорю: «Покажите, кто такая?». Мне отвечают, что не могут показать, потому что она настраивается на концерт на заднем сиденье, а стекла — тонированные. Ну я оформил как положено и отпустил. Помню, остановил Киркорова в центре в 1994 году — буквально в 50 метрах от того места, куда он направлялся. За рулем — сам певец, который сильно нарушил, рядом — его водитель.

Дром: А если есть водитель, зачем тогда он за руль полез?

Э. Ш.: Полез зря, потому что тогда у него еще не было прав. У него был Lincoln Town Car. Пожурили его, сопроводили домой, нам от него вынесли бутылку коньяка. Однажды остановили Лолиту — тетка классная, на позитиве. Выдала нам по кассете своих песен, мы ее и отпустили. Был случай, останавливаем мужика одного — пер через две сплошных. Он вышел, посмотрел на наши машины, где на борту был указан код подразделения, и говорит: «Ребята, вы из отдельного батальона, который дислоцируется в Косино? — Да». «А знаете кого-нибудь из второй роты? — Мы и есть из второй роты». Он тогда говорит: «Я — администратор Бориса Моисеева, я слышал, что неформальный гимн вашей второй роты — песня “Голубая луна”, это правда?». Мы отвечаем: «Правда». Тогда он достает из багажника ящик с кассетами и говорит: «Это вам от Бориса Моисеева». Потом оказалось, что на каждой из этих кассет с обеих сторон была записана только песня «Голубая луна» без остановки…

Дром: А что, правда такой гимн был у вашей роты? С чем это связано?

Э. Ш.: На одном из корпоративов в День милиции в караоке мы по просьбе наших жен после песни «Наша служба и опасна, и трудна» как смогли спели хором «Голубую луну». После этого и пошла шутка, что эта песня — неформальный гимн нашей роты.

Дром: Я так понимаю, что самым ярким эпизодом твоей милицейской карьеры стали съемки в передаче «Перехват» с Николаем Фоменко, где ты сыграл самого себя. Правду говорят, что вся эта передача — постановка, и реальной погони там никогда не было?

Э. Ш.: Да, сейчас расскажу. Я принял участие в съемках 12 серий. Меня тогда откомандировали в отдел розыска. В это время на управление ГАИ вышел продюсер этой передачи, и нас к нему отправили сначала для съемки пробных выпусков, а потом уже и постоянных. Экипажи работали в свободное от работы время на свободных машинах. На площадке находилось шесть-семь экипажей. При этом в каждом выпуске, который зритель видел по телевизору, были экипажи из разных рот, поэтому даже если бы я не был на площадке, я бы только по одному этому факту понял, что все — монтаж. Но главное — даже не в этом. Мы каждую «угнанную» машину находили в течение пяти минут, а передачу растягивали на тридцать-сорок минут. Такой быстрый поиск по горячим следам происходит и в реальности: если от времени угона до поступления сигнала не прошло пяти минут, поймать легко. Район известен, он перекрывается большим кругом экипажей, которые начинают сжимать кольцо. Как ты помнишь, в этой передаче на угнанных машинах стоял маячок, а у нас в экипажах милиции, которые ездили на Ford Crown Victoria, стояли радары, ловили они хорошо, в радиусе 2–2,5 км. Повторюсь, мы всех ловили за пять минут, тем более что была такая договоренность: жестко мы никого не останавливаем, по колесам не стреляем — догоняем и просим остановиться. Но однажды организаторы от этих правил отошли. Тогда главным героем был гонщик и каскадер Барковский. Нашли-то мы его быстро, но, во-первых, квалификация у него была на очень высоком уровне — ездил очень хорошо. Во-вторых, дело было зимой и организаторы его машину переобули в раллийную резину. Он — на переднеприводной Daewoo Nexia, мы — на наших заднеприводных Crown Victoria. Кстати, нам комплект шин выдавали на год, мы на этой всесезонке ездили и всю зиму, и все лето. Еще была группа «Мумий Тролль», они заехали в лесопарк «Лосиный остров». Мы их там локализовали, а они уже заехали на пешеходные дорожки — фактически нарушили договоренности, да еще и засадили машину в грязь на брюхо. Сами же и вытаскивали ее потом. Но, повторюсь, все это был монтаж, продюсеры то и дело просили нас сделать по несколько заездов, придумывали по ходу дела разные сюжеты вроде того, что Daewoo Nexia (на самом деле уже найденный) перескакивает через бордюр, а наш Ford Crown Victoria с большими колесами — якобы не может. Или находят для Daewoo Nexia какую-то щель, куда она проезжает, а Ford типа по ширине не проходит, и угонщик якобы уходит от погони. Вот помню, был реальный эпизод, когда мы повисли на Форде на железнодорожных путях, но в реальности-то мы машину сняли через две минуты и догнали хулигана, но наш экипаж из сценария той передачи потом изъяли. Короче говоря, к реальности эта передача не имела ровным счетом никакого отношения, я уже не говорю о том, что было много ошибок при монтаже: один и тот же милиционер то в студии, то — уже в следующую секунду— в машине.

Кадр из телешоу «Перехват»

Дром: С Фоменко общался?

Э. Ш.: Он между съемками старался активно шутить, часто — про гаишников и часто — через край. Однажды совсем непотребщину выдал, мы обиделись, стали на него рычать. Двое наших пацанов встали, сняли его на руках со сцены, поднесли к одному из служебных Фордов, которые там в студии стояли, и сказали: «Мы тебя сейчас в багажник упакуем за непристойные шутки». И упаковали бы, но, открыв крышку, обнаружили там ящик водки — кто-то из наших привез совершенно случайно. В итоге мы ему сказали: «Коля, если ты с нами этот ящик водки не выпьешь, мы тебя не простим», ему пришлось с нами пить.

Дром: Что еще запомнилось?

Э. Ш.: В одной из передач наш экипаж назвали лучшим экипажем управления ГИБДД, и Николай Фоменко перед Новым годом объявил, что этому экипажу вручаются бесплатные путевки в Испанию. Конечно, ничего мы не получили. Видимо, вместо нас кто-то съездил. Мой напарник ему даже потом на радио звонил, где Фоменко тогда работал, и спрашивал: «Где наши путевки»? Он сразу отнекиваться: «Мне продюсеры сказали это выдать, я и выдал, я же — артист, я за это не отвечаю». Я его потом, кстати, встретил на Митинском рынке — он парковку искал. Вижу, подъезжает Фоменко, говорит: «О, ребята! Можно я здесь машину брошу, вы же знаете меня», а я ему отвечаю: «Что ж ты, обещал и не выполнил с путевками». Он не стал отвечать — психанул и уехал. Вот такой этот Николай Фоменко «обещалкин»…

Николай Фоменко на шоу «Перехват»

Дром: Еще вопрос. Может ли сейчас возникнуть ситуация, при которой ты бы вернулся на службу в ГАИ?

Э. Ш.: Нет — я уже не прохожу по возрасту, да и по здоровью. Кроме того, сейчас жесткие процедуры предусмотрены — один детектор лжи чего стоит. Ты пока молодой, неиспорченный, в тебе и честности больше — легче его пройти, потому что там вопросы каверзные задают.

Дром: Например?

Э. Ш.: Совершали ли вы уголовно наказуемые деяния? Скажешь «нет», а аппарат зафиксирует волнение…